Уже несколько дней Иева была тише обычного. Она не обижалась. И не злилась. Она просто… была. Делала всё как всегда — работа, магазин, дети, ужин. Но в этом всём не было её самой. Всё происходило так, словно кто-то переключил её в режим «функции».
Альберт это заметил. Он ничего не сказал — не хотел ляпнуть невпопад: «Что с тобой?» или «Я что-то сделал?». Он знал: Иеве нужно место, где не надо говорить, но можно быть собой. И у него было только одно такое место, где всё происходит естественно — баня.
В субботу он не задавал вопросов. Просто топил баню и позволял потрескиванию дров сказать всё без слов. Когда наступил вечер, он тихо сказал:
— Веники уже замочены. Лаванда тоже будет. Если хочешь — пойдём.
Иева на мгновение замолчала. Потом кивнула.
В бане они молчали. Не потому что нечего было сказать, а потому что всё важное происходило в тишине. Прикосновение веника к спине было мягче, чем обычно, а запах лаванды наполнял пространство, как воспоминание из детства.
Иева дышала медленно. Это не были глубокие вдохи, но их хватало, чтобы почувствовать — внутренний груз начал двигаться. Где-то за грудиной накопилась усталость, которую она и сама не могла назвать. И именно здесь, в тепле, в тишине, среди шелеста веников, всё это начало растворяться.
Когда они сидели на улице, укутанные в полотенца, Иева тихо сказала:
— Ты знал.
— Что именно? — Альберт улыбнулся.
— Что мне это нужно. Не жара. Не веники. А… я. Назад.
Альберт ничего не ответил. Он просто подал ей кружку с горячим чаем. От него пахло счастьем и покоем.
И потом она добавила:
— Баня очищает не только тело. Она очищает и душу.
И этого было достаточно.